Он выглядел мрачным, не выспавшимся, за спиной висела неизменная гитара.

- Привет, - растерянно произнес Кир. – Что ты здесь делаешь?

- Я? Да вот книгу взяла почитать… А ты зачем пришел?

- Хотел, про те грибочки что-нибудь поискать…

Юноша говорил как-то вяло, без энтузиазма. Я заподозрила неладное, кажется, не у одной у меня были проблемы… Я чувствовала это, может быть, потому, что настроение Кирилла было созвучно моему – погано-депрессивному?

- Кир, я нашла кое-что про грибы…

- Правда? И что?

Я огляделась, около библиотеки было неподходящее место, для разговора.

- Пойдем в парк… Там есть где посидеть…И я все расскажу.

- Пошли.

Через десять минут мы уже входили в широкие ворота парка. Прошли по центральной аллее, затем свернула на боковую тропинку. Деревья расступились, и мы оказались на залитой солнцем детской площадке. Она выглядела точь-в-точь как в моем детстве: горка, качели, турники, песочница, домик. По краям были расставлены скамейки. Ничего не изменилось, будто, только в прошлом году я играла здесь с Ирой и Денисом…

«Мы отсюда целыми днями не вылезали, – с грустью вспомнила я. – Эта площадка почему-то нравилась нам больше всех других»

Сейчас она пустовала – прошедший ливень распугал детей и их родителей. Все скамейки тоже были мокрыми. Кирилл увидев это скептически хмыкнул:

- И где мы сядем?

Я, молча, потянула его правее к прятавшейся за деревьями закрытой беседке.

- Здесь.

Я не ошиблась в беседке было сухо, и мы с удобством устроились на деревянных скамьях.

Кирилл расчехлил гитару, и стал задумчиво перебирать струны. а я начала рассказывать, что мне удалось узнать. Юноша слушал не перебивая, и когда я замолчала он задумчиво произнес:

- Выходит это самые обычные грибы.

- Да, но они должны пахнуть падалью, гнилью, - возразила я. - И насколько я знаю, у грибов под кожицей плодовое тело, а не сок. И тот запах, знаешь, меня до сих пор пробирает дрожь при одном воспоминание...

Кир промолчал, и я попросила:

- Спой что-нибудь, пожалуйста.

Он искоса взглянул на меня и начал наигрывать мелодию и негромко запел:

Под музыку Вивальди, Вивальди, Вивальди

Под музыку Вивальди, под вьюгу за окном,

Печалиться давайте, давайте, давайте,

Печалиться давайте об этом и о том.

Об этом и о том.

Вы слышите, как жалко, как жалко, как жалко,

Вы слышите, как жалко и безнадежно как

Заплакали сеньоры, их жены и служанки,

Собаки на лежанках и дети на руках.

Пел Кирилл хорошо, но почему он постоянно выбирал такие песни? Грустные, щемящие душу?

Кирилл допел, отложил гитару, взглянул на меня:

- Прости, я кажется, тебя опять расстроил…

Я через силу улыбнулась:

- Пустяки. Это одна из моих любимых песен… Спасибо. И все-таки откуда ты такой депрессивный взялся?

Я тут же почувствовала, как юноша напрягся, и как бы отдалился от меня.

- А тебе это интересно? Ты тоже, не очень-то веселая!

- Да… Но это вовсе не означает, что весь мир должен скорбеть вместе со мной…

Мы помолчали, затем Кир как бы нехотя произнес:

- Я всю ночь не спал… Кошмар приснился… Поэтому и такой хмурый.

Я так и подскочила:

- Как и тебе?

Юноша мрачно кивнул. С минуту мы молчали, затем он сказал:

- Я проснулся около половины третьего ночи, весь в холодном поту… И не смог заснуть. Не представляю, как я буду эту ночь спать… самое странное, что на «трезвую голову» я понимаю, что вроде ничего особого страшного во сне и не было, было само ощущение страха, давящее, иррациональное…

- Понимаю. Во сне всегда так. Можешь пересказать свой сон, а потом я расскажу свой…

- Хорошо.

И Кир в двух словах рассказал о своем сне, при этом сделав упор, на странной сфере и голосе. Затем он растерянно повертел рукой и заметил:

- Во сне она горела, как в огне, а на вид с ней ничего не случилось. Знаешь, это все напоминает какой-то бред… Бред сумасшедшего. Может, я действительно схожу с ума?

Я нахмурилась, сон Кир ни капельки не походил на мой, да и с чего бы ему походить? Мы ведь, по сути, по-прежнему остаемся случайными знакомыми, и ничего кроме вчерашнего происшествия нас не объединяет. И все-таки будто какая-то заноза сидела в мозгу, не давая мне покоя. Чтобы отвлечься я начала рассказывать о своем сне.

Кирилл слушал не перебивая, с явным интересом, но в конце к моему разочарованию лишь пожал плечами:

- Ничего особенного в твоем сне я не вижу. Небось, начиталась книжек, или фильм какой посмотрела…

Пришлось его разочаровать:

- Дело в том, что я предпочитаю читать фантастику, а тема Великой отечественной мне просто неинтересна… И на ночь, я ничего не смотрела и не читала…

Неожиданно Кир заинтересовался:

- Постой, а с чего ты взяла, что видела блокадный Ленинград, а не какой-нибудь другой город? Ты сама была в Питере?

- Была, один раз, года три назад… А на твой первый вопрос я ответить не могу… Я просто ЗНАЛА, что это Ленинград. Знала, что на страну напали враги, что в городе голод. И еще… Когда я проснулась, то обнаружила, что у меня глаза на мокром месте. Понимаешь? И на душе было очень и очень гадко, я не просто превратилась во сне в маленькую девочку. Я стала ею. Я думала и чувствовала, как она… Я боялась, но страх уже был привычным; у меня желудок сводило от голода, и к этому я тоже привыкла; это я потеряла маму, которая погибла на моих глазах… Кир, я была Машей, и мне кажется, что я видела не сон, а кусочек чьей-то жизни… Настолько все было ярким и реальным…

- Хорошо, допустим, что это была своего рода «хроника» прокрутившаяся в твоей голове. Тогда возникает встречный вопрос: чью жизнь ты видела во сне? На это ты можешь ответить?

- Как это ни странно, но да. Маша – это моя бабушка. Мария Николаевна. Она мне как-то рассказывала, что потеряла мать во время бомбардировке в блокадном Ленинграде, в нее попала бомба.

Кир молчал, ему просто было нечем крыть. Да и я сама не знала, что думать, настолько дикими и неожиданными показались мне моя догадка, высказанная вслух, и моя уверенность в своей правоте. Чтобы скрасить неловкость, я перевела разговор на другую тему.

- А твой сон? Как ты думаешь, что означают, эти слова?

Юноша мрачно произнес:

- Понятия не имею… Просто кошмар и все… Самым нелепым мне в нем показалась мысль о соке гриба… С какой стати я вспомнил о нем во сне?

- Ну… - протянула я, - Павлов сказал, что наши сны, это «нереальные отражение реальных событий» Ты думал о грибах… Вот и мелькнула эта мысль.

- Возможно, не буду с тобой спорить. - Кир встал. – Я пойду, пожалуй. Не скучай!

- Пока… Завтра увидимся?

- Ага… встретимся здесь? Часиков в 10? – предложил юноша.

- Я так рано не встану. На каникулах я сплю до двенадцати часов. Давай ближе к вечеру часа в три?

- Договорились.

Кир ушел, а я решила почитать. Открыв книгу, я пробежала глазами первую страницу и нервно рассмеялась:

«Доминик Корвейсис уснул в постели, безмятежно раскинувшись под легким шерстяным одеялом и свежей белой простыней, а проснулся в темном чреве гардероба в прихожей под куртками и пиджаками, скрючившись в защитной позе эмбриона. Кулаки его были крепко сжаты, шея и плечи ныли от перенапряжения во время дурного сна, вспомнить который он, однако, не мог.

Не помнил он и того, как покинул свой удобный матрац, хотя само по себе ночное путешествие его не удивило: в последнее время такое с ним случалось уже дважды.

Сомнамбулизм, или блуждание во сне, феномен весьма опасный, занимал людей во все времена…»

Очень мило! Это я и называю книгой в тему!

И все-таки надо будет поговорить с бабушкой о блокаде…